Лилия Шарловская
В ее таланте не сомневается, наверное, никто. Красавица-актриса Екатерина Волкова еще и мама троих детей. И скоро второй раз станет бабушкой. После расставания с писателем Эдуардом Лимоновым о ее романах с известнейшими людьми и выдающимися личностями говорит вся артистическая Москва. Но она все равно вспоминает «Эдичку», сейчас еще и в связи с экранизацией его романа режиссером Кириллом Серебренниковым.
— Катя, а что для вас комфорт?
— Для меня комфорт, когда все здоровы: родители, дети, внуки. Есть крыша над головой и любимая работа, в которой можно развиваться.
— А вы шли в актрисы, понимая, что в этой профессии будут и комфорт, и лишения или нет?
— Нет. Я вообще случайно оказалась в этой профессии. И только сейчас понимаю, насколько она тяжела. Когда мне молодые фанатки-девочки говорят: хотим быть актрисой, я их сразу предупреждаю, что это не только красные дорожки, но и тяжелый труд и самодисциплина, терпение, потому что профессия наша, конечно, не про стабильность. Есть взлеты, падения, и только сильнейшие здесь выживают, талантливейшие. Хотя в нашей стране таланту еще сложнее. У нас все достаточно кланово, все пропихивают своих дочек, любовниц, и настоящему таланту очень сложно. Я без всяких протекций сама рыпалась. Мне просто повезло с хорошими людьми, с большими художниками.
— Что самое сложное для вас в кинематографе и на театральной сцене сегодня?
— В кинематографе сложно, что нет ролей для женщин после 40. Потому что главные герои в основном мужчины. Это несоответствие с жизнью, ведь кино должно отражать реалии, а в современных реалиях женщина — герой нашего времени. Потому что она тянет на себе и дом, и семью, и работает. К сожалению, это так. Наши продюсеры — тоже в основном мужчины — очень боятся сильных женщин, не знают, как с ними быть и истории про женщин, наверное, их пугают. Это обидно.
В театре меня пугает отсутствие или потеря этики. Любой художественный руководитель может прийти на репетицию к режиссеру и начать что-то исправлять. Я считаю, что это недопустимо. Вот это бессилие, которое я наблюдаю, унижение художественных высказываний режиссеров, конечно, отвратительно. Но радует, что сейчас поднялся интерес к театру. У нас аншлаги, и в кино сейчас наблюдается подъем, и это вселяет надежду.
— А как вы отбираете антрепризные спектакли? Что для вас первостепенно?
— Я с антрепризами заканчиваю. Я очень много работала в кино и как-то театр для меня был на втором месте. Но видимо, вот эта наработка в кино сейчас дает свои плоды, я стала очень востребована и в театре. Мне очень повезло: я встретила своего режиссера Галину Полищук. Мы сделали с ней уже три спектакля. Я без особого энтузиазма пришла пробоваться на роль Айседоры Дункан, там другая актриса не справилась. Галя просто настояла на том, что «мне нужна звезда, личность, которая могла бы быть на уровне Дункан». Это сложная задача. И у меня все получилось, и уже три года у нас идет с аншлагом спектакль «Женщины Есенина». Театр меня все больше и больше засасывает. Хотя я сопротивляюсь и в труппу не вступаю, потому что это тоже очень большая зависимость.
— Вы сказали, что ваш актерский путь все-таки удачлив.
— Несомненно.
— А в чем причина неудач актерских?
— В том, что люди ломаются. Я говорила, что терпение очень важно в нашей профессии. Саморазвитие очень важно. Есть такой анекдот, что ты всегда должен быть готов к звонку Спилберга. Не страдать за бутылкой, упиваясь своим несчастьем. Есть такая тенденция вообще у русских, такая рефлексия, особенно у интеллигентов. А если ты серьезно относишься к профессии, ты должен быть в форме. Вот и все. У меня случались моменты, когда не было съемок, и казалось, что все закончилось. Сергей Александрович Соловьев шутил тогда надо мной: «Что, опять ЖМП?» Это «жизнь прошла мимо», такая у него была аббревиатура. И тогда я начинала заниматься английским языком, йогой, фитнесом. И сразу поступали предложения. Я не знаю, может, так работает Вселенная?
— Наверное. Вы упомянули мэтра. А готовы сниматься у молодых и дерзких художников?
— Конечно, конечно. Мне кажется, молодые и дерзкие насмотрелись хорошего кино и американского, и европейского, но тем не менее, еще остались у нас мэтры, которые их воспитали. Владимир Хотиненко прекрасный педагог, например. Столько у него молодых и дерзких, которые со школой нашей советской (которую я считаю уникальной), еще и с учетом опыта мировых коллег могут возродить славу русского кино. Мы же до сих пор пересматриваем все советские фильмы, качество было на высоте.
— Вы как-то признались, что у вас немало отрицательных героинь и работая над ролью, вы ищете плохие качества в себе — дескать, это помогает вам бороться со своими недостатками. Это действительно так?
— Ну, конечно, герой все равно идет через тебя, нас так учили, это школа Станиславского. Но я считаю, что не бывает прямо отрицательных персонажей или положительных. В отрицательных я всегда ищу положительные качества. И когда у меня отрицательная роль, хочу, чтобы моя героиня все-таки изменилась, что-то поняла. Я даю надежду зрителю, что никогда не поздно исправить ошибку.
— Катя, а какие свои качества вы считаете плохими, а какие — хорошими?
— Я бываю очень прямолинейная, говорю правду, не все это любят и не все готовы принимать. Я нетерпима к чему-то, к несправедливости, например. Не знаю, хорошее это качество или плохое? Может быть, надо иметь силу промолчать где-то. Я такой правдоруб. И, например, сейчас я начинаю репетировать Вассу Железнову в МХАТе после Дорониной, два года я отказывалась от этой роли. Но за эти два года у меня появился внук, и я вдруг начала говорить своим детям какими-то интонациями Вассы Железновой: «Я работаю, я дом построила, у вас квартиры, а что будет, если меня не будет, вы должны это сохранить, приумножить». И когда Владимир Абрамович мне опять напомнил о своем предложении, я поняла, что, наверное, уже имею право быть Вассой.(Смеется).
— А вы сегодня единственный кормилец в семье получается?
— Да.
— Дети это понимают, ценят?
— Не понимают пока. И в мое отсутствие, так как я кормилец семьи, нет мужского авторитета, особенно для сына. У меня сейчас очень сложный период, дети учатся в 9 и 11 классе. Я на гастролях, на съемках, приезжаю, и если дома не прибрано и гора посуды, меня начинает от несправедливости сметать. Могу тогда и повысить интонацию.
— Катя, а почему хотели сына отдать в кадетское училище?
— Ну вот именно поэтому.
— Дисциплина?
— Нужно с детства отдавать в спорт, у меня не получилось, он ходил, но не увлекло его это. Дисциплина для мужчины и понятие ответственности — это очень важная платформа для его будущей жизни. Но и в кадетское училище я тоже опоздала. Поэтому, если Богдан не поступит в институт, пойдет в армию. Я ему об этом сказала, и в этом нет ничего странного и плохого.
Лилия Шарловская
— А когда Лимонов был жив, было легче?
— Ну, так получилось, что он последние годы сильно болел, практически не принимал участия в воспитании детей. Легче было вообще от его присутствия. Спустя годы его экстремистские высказывания стали явью, он оказался пророком в каких-то вещах, о которых я с ним спорила, потому что я была вся в материнском инстинкте и естественно, мужчина — это война, а женщина — мир. Потому что она мать. Я не разбираюсь в политике, и у меня нет причин не доверять главнокомандующим, что называется. Как многие сделали, имея преувеличенный масштаб своих личностей, мнений и полномочий заявить, что «я не согласен». Я, конечно, тоже не согласна с войной. Никто не согласен, никто не хочет войны. Это нормально. Но иногда она неизбежна, как говорил Эдуард.
— А вы кстати, еще не определились с экранизацией произведения «Это я, Эдичка»?
— Сейчас подождем выхода фильма Серебренникова «Лимонов, баллада об Эдичке». Я, конечно, жутко не согласна, что это выставляется как биография. Это может называться биографией литературного героя, но никак не биографией Эдуарда Вениаминовича. И французский писатель Эмманюэль Каррера, написавший книгу «Лимонов», никак не изучал его биографию, он прочитал его книги и из отрывков создал свое произведение. И сейчас, когда Серебренников хочет примазать Эдуарда в ЛГБТ*-обществу, это, конечно, несправедливо. Я не буду ничего говорить, умные поймут, дураки будут присылать моему сыну сворованный или слитый с монтажного стола черновик фильма и говорить, что «твой папа — гей». Это не может быть правдой, у Эдуарда было шесть жен и даже когда мы с ним не жили, он встречался с молодой партийкой. Он обожал женщин и никогда в его жизни не было того, о чем написано в книге «Это я, Эдичка», он был вынужден это придумать. Такой эпатаж нужен был для того, чтобы его заметили, напечатали. Эдуард всегда хотел, чтобы его напечатали, не только в России, но и в Европе, и во всем мире. И это случилось. Я понимаю, что сейчас сложно мне вести какие-то судебные тяжбы из России, мне два европейских адвоката уже отказали, хотя я представлю интересы несовершеннолетних детей-наследников. Повторюсь, этот фильм Серебренниова не может быть биографией Эдуарда Лимонова.
— Вы говорили, что поступает очень много предложений для экранизации в России. Если до этого дойдет, вы сами будете сниматься?
— Я не знаю. Ну, наверное. Все равно я отдам это только очень хорошему режиссеру.
— Ну конечно.
— Я отказывалась уже несколько раз, потому что уровень и литературы, и личности Эдуарда должен соответствовать художнику, который возьмется за это.
— Согласен абсолютно. Вы говорили, что в роду у вас все женщины были сильные. А в чем сила проявлялась?
— Сила в том, что надо всегда закусить удила и идти дальше. И в детстве я сама распрягала лошадь, давала ведро воды. Нас бабушка всех приучила к труду. Мы занимались огородом, избу надо было помыть сначала мокрой тряпкой, потом протереть насухо коричневые доски. Мы все мыли баню после того, как ее истопили. Дать еду курам, свиньям — это было само собой разумеющимся. Мы ходили с котомками пасти овец, дежурство было в колхозе раз в месяц. В 4 утра нас будили, когда был ягодный сезон, трехлитровый бидон каждый внук должен был наполнить, а у бабушки было восьмилитровое ведро. Потом эти ягоды мылись, перебирались, делалось варенье. Грибы мылись с огуречными листьями. У нас не было асфальта в деревне! Я уж не говорю про Wi-Fi. Я очень хочу детей отвезти туда, в эту деревню, где я носила на коромыслах воду и никто это не сделал бы, потому что у бабушки уже болели колени. Но тем не менее, считаю, что у меня самое счастливое детство было. И потом эта ответственность за все перенеслась во взрослую жизнь. Вот в этом сила.
— Ну вот вы говорили про деревню. Многие переезжают жить за город. У вас там дом, но живете все равно в Москве. С чем это связано?
— Я бы с удовольствием, но дом далеко, час-полтора ехать, а дети ходят в московские школы. У меня за городом живут родители, две собаки, кот, куры. Я, конечно, содержу все хозяйство. Мы с удовольствием ездим к ним, если есть возможность, но ее все меньше. У нас с мамой разделены обязанности, она занимается овощами, сажает, выращивает, а я цветами. У меня сейчас готовится посевная на подоконнике. Эти московские розовые окна: лампа розовая и посеянные петуния, лобелии… Для меня это хобби, я действительно расслабляюсь, когда повожусь с землей.
KINO-TEATR.RU
— Секатор ваш любимый инструмент на даче?
— Ну да, потому что розовый куст надо сформировать. Поэтому без секатора никуда. Мужчин это пугает.
— Чем сегодня занята старшая дочь Лера?
— Мы в ожидании второго чуда мне к 50-летию. Поэтому ищем сейчас, тьфу-тьфу-тьфу, роддом, готовимся к появлению малыша.
— А уже известно, кто будет?
— Не хочу говорить. Не принято говорить заранее. Потом скажу, когда случится. Дай Бог все будет хорошо.
— А младшие лимоновцы — Богдан и Александра?
Ну вот у нас подготовка к ЕГЭ. Богдан учится в обычной школе английской, бесплатной, но очень хорошей. У них театральный фестиваль, готовится театральное представление. Он на репетициях, помимо этого у него репетитор для поступления в МГИМО, поэтому он дополнительно занимается и английским, и историей.
— На кого больше похожи дети: на папу или на маму?
— Ну, девочка так на папу, на бабушку даже больше, на прабабушку Эдуарда. Богдан похож… когда в очках, все говорят: «Ну вылитый Эдуард». Но все равно я вижу в нем себя тоже. По характеру, конечно, он папин. Не переспоришь его.
— А Саша?
— Саша тоже. Знаете, Лимонов спросил однажды: «Как назовем мальчика? А девочку»? И пошутил в своем духе: «Давай мальчика назовем Апокалипсис. Девочку — Злодеяние». Ну это только Эдуард мог такое придумать. Но сейчас, может, из-за переходного возраста у детей, но порой я думаю: ну точно Злодеяние, ну точно Апокалипсис. (Смеется). Я тоже человек нетерпимый, занимаюсь все время аутотренингом, вдох-выдох, вдох-выдох…
— А что самое главное сейчас в отношениях с детьми — вдох-выдох?
— Сейчас самое главное любовь, всеми силами, несмотря ни на что. Мне главное, чтобы они знали: мама всегда рядом и примет в любом положении, в любой ситуации их сторону.
— Вы сказали, что Богдан посещает театральный кружок. Если все-таки дети выберут актерскую профессию, будете помогать?
— Богдан навряд ли будет артистом, хотя у него неплохо получается. Но он настроен на дипломатию, ему очень интересна история, политология. Я-то считаю, что помогать в актерской профессии детям не нужно. Младшая у меня хочет вроде артисткой быть, но сейчас она очень стеснительная. Я ей пару раз предложила пойти на кастинги, она говорит: «Я не готова сейчас, я пока не хочу». Наверное, всему свое время. Вы знаете, когда тянут своих детей, а таланта нет, — хуже не может быть.
— В любой профессии так. А чем внук Тимофей сегодня радует? В чем помогает?
— Тимофей помогает… он очень любит взять пылесос и пылесосить. Это так смешно. Пылесос выше него, но ему нравится сам процесс. Чем он радует? Я радуюсь просто от того, что он приходит ко мне в гости. Мы 10 дней были на новогодних каникулах на нашем любимом Гоа: там дешевле снять дом с таким большим выводком. Сами готовили, брали скутеры, ездили на рынок за молоком, за яйцами. У нас уже наработанная схема. Очень радует, когда ты можешь с этим маленьким человечком познавать мир. И он меня зовет: баба-баба! Это, конечно, любовь безусловная. Я таю. Даже не думала, что так меня растопит все это. Он такой прекрасный!
— Некоторые боятся слова «бабушка». Вы молодая и красивая и вдруг «баба»…
— Я вообще никогда не думала про возраст. А чего бояться? Волков бояться, в лес не ходить. Это естественно. Я просто родила рано, в 18 лет, соответственно, стоило ожидать, что и рано стану бабушкой. Могла бы и еще раньше: дочери 31 год. Наоборот, здорово, что я еще нравлюсь молодым парням. Я сразу предупреждаю: «Я бабушка». Никого в принципе это не смущает.
— Как ухаживаете за собой, чтобы быть в такой прекрасной форме?
— Ой, я не успеваю есть и думать про еду. С утра обязательно пью воду. Но вообще, на мой взгляд, хорошая форма — это порядок в организме прежде всего. А еще внутреннее ощущение жизни, наполненность любовью. И ты светишься этой любовью ко всему: к тому, что ты делаешь, где ты живешь, к дому своему, к своим цветам… И я знаю, что чем больше ты отдаешь этой энергии, тем больше к тебе приходит. И когда я иду по улице — и люди улыбаются, узнав меня, я понимаю, что все не зря.
* — признано экстремистской организацией и запрещено на территории России